Беслан

Камболат Баев

Камболат Баев

Мне было 9 лет, я перешел в третий класс. Я должен был уезжать в Москву учиться, но сказал маме: «Давай я пойду, попрощаюсь» и пришел на линейку, а родители были в Москве. Всё шло как обычно, и вдруг начался захват. Нас всех согнали в спортзал, ничего не объясняли. Сразу сказали, чтобы все отдали телефоны, чтобы не было никаких звонков, и вывели всех мужчин из спортзала. Потом их убили.

Я сидел рядом с нашей учительницей все три дня. Она оказывала поддержку всем детям. Говорила: «Не переживайте, всё будет хорошо». Никто не пытался бежать, смысла не было. Только если кто хотел умереть, а так сидели и ждали.

Часть террористов были в масках, а без масок в спортзале было только человек пять. Они ничего не говорили, единственное, если шумно становилось, один мог выйти и дать очередь в потолок, чтобы тише было. В такой момент, конечно, было страшно – здоровый дядька стоит, вверх из автомата стреляет. Но 1200 человек всё равно не заткнешь, как бы ни хотелось, все успокаивались только минут на пять, а дальше опять начинались разговоры.

Во время взрыва я потерял сознание. Когда очнулся, находился под обломками, и сам себе помочь никак не мог. У меня были осколочные ранения в плечо, в бедро. Рука отнялась, я руку не чувствовал. Я то приходил в сознание, то терял его. Потом почувствовал, что с меня убрали обломки. Мужчины зашли в спортзал и спасали детей, один как-то меня увидел, убрал обломки, я поднялся, и он меня из спортзала вытащил. Сначала занес меня в раздевалку, было слышно, что в школе бой идет, гранаты взрываются, стрельба. А потом он вынес меня из школы. Дальше скорая, больница.

На момент захвата родители были в Москве, в Беслан самолета не было, они долетели до Минвод, оттуда с какими-то репортерами добрались до Беслана и нашли меня в больнице.

Поддержка государства была, конечно. Но честно сказать, дали деньги – хорошо, не дали бы – и не надо. Главное, живой остался. Конечно, весь мир помогал нам. Это словами не описать – все сплотились, все помогали, каждый хотел помочь. У меня медведь дома лежит до сих пор вязаный, люди прислали. Это было очень круто, такая помощь. Я учился в РУДН, но теперь, в связи с разными обстоятельствами, пришлось вернуться домой. Учусь в Осетии, в мединституте, думаю попасть в медицину катастроф.

Сестринская любовь

«Девочки, пора в школу! Я соберу вашего брата и следом…» — торопила дочек Эльза Цабиева. У мамы радость: старшая, Алана, идет в пятый класс, а младшая, Залина, в третий. Хоть сестры бежали вприпрыжку, на линейку чуть-чуть опоздали. Каждая встала к своему классу, а через три минуты начался захват…

«В спортзале повсюду висели бомбы, сотни людей, теснота, — рассказывала Залина Плиева. 

Как упала на корточки, так и не сдвинулась с места. Лишь ближе к вечеру кто-то из соседей передал сестренке, где я. Кое-как Алана перебралась ко мне. Мы не отпускали друг друга все три дня, не ели, выпили по паре капель воды, которая была самым большим сокровищем в эти страшные часы. К моменту штурма были уже абсолютно обессилены. Когда террористы засуетились, надели газовые маски и прозвучал взрыв, кажется, многие заложники даже не чувствовали себя. Громкий хлопок, и все разлетелись в разные стороны. Меня отбросило метра на четыре точно. Больше сестренку живой не видела…»

Забыть события тех дней кажется Залине невозможным

В день освобождения, 3 сентября, на Залину рухнул кусок потолка. «Я потеряла сознание, — делилась девушка. — Очнулась не сразу, подняться не смогла, вокруг трупы. Полежала еще минут 15 и вдруг увидела террориста, испугалась, сделала вид, что умерла. Потом он исчез. Зашевелила ногами, так меня заметили добровольцы, вытащили из-под обвала и положили на носилки. До сих пор картинка перед глазами: один свободный врач, а рядом с ним человек тридцать взрослых и детей. Кричат: «Возьми его, он умирает! Нет, возьми моего ребенка». Но доктор взглянул на меня, схватил и отправил в операционную. Проснулась я уже в палате, узнала, что у меня травмы, а потом и то, что сестра больше никогда не подержит меня за руку».

Алана стала одним из ангелов Беслана. «Слава Богу, мама не успела пойти с нами, — говорит наша героиня. — Иногда поражаюсь, как родители это пережили. Наверное, благодаря годовалому брату вся семья взяла себя в руки. Порой родители винят себя — мол, зачем отпустили, почему не помогли. Никто ни от чего не застрахован. Родные здоровы, все в порядке. Ну как в порядке? Живем рядом со школой, окна выходят на спортзал. Здесь мертвая тишина. Только в нашем подъезде домой не вернулись восемь детей».

Утром перед линейкой Алана (слева) оставила дома брошь… Теперь украшение стало семейной реликвией

Залина верит, что сестра охраняет семью. «Она приснилась один раз, — вспоминала заложница несколько лет назад. — Попросила не беспокоить ее — родители каждый день, как на вахте, бывали на кладбище. Послушались, стали реже ходить на могилу. Я не раз спрашивала маму: «Могли ли мы куда-то переехать?» А она: «Если бы Алана была жива, ни дня бы здесь не остались!» Человек же привыкает ко всему: раны заживают, но шрамы остаются. Никогда ничего не забуду, да и не хочу, мы должны помнить! Жду, когда достроят храм в дань трагедии, зайду туда и поставлю свечу. Мне кажется, там будут обитать души погибших детей, среди которых моя Аланочка…»

«Увидел в груди дыру»

Молодому врачу Зауру Козыреву сейчас 27 лет. 1 сентября 2004 года десятилетний мальчик готовился пойти в четвёртый класс. «Это было обычное утро, я, как всегда, не хотел рано вставать, — вспоминает он. — Я решил зайти в кабинет к своей учительнице — меня насторожило, что дверь была заперта, как и соседние. Класс начал собираться на линейку, и тут началась стрельба. Со школьного двора два выхода, террористы зашли с первого, где стояли дети помладше. Я хотел убежать во вторые ворота, через которые удалось спастись старшеклассникам, но в нескольких метрах от меня появился террорист и начал стрелять в воздух. Вместе с остальными младшеклассниками нас загнали в школу».

Заур рассказывает, что мог погибнуть в первый же день захвата: «В спортзале была суматоха, очень много людей, и на меня нечаянно села какая-то тучная женщина. Я пытался её оттолкнуть, закричать, но воздуха не хватало. В последний момент дотянулся до девочки, которая была рядом, та дёрнула женщину, чтобы та с меня слезла».

«В спортзале двух человек убили на моих глазах, потом мужчину на колени поставили и убили, когда нас водили в туалет, шахидку от взрыва забросило к нам в зал. В первый же день террористы приказали мужчинам забаррикадировать двери и окна, а когда они закончили, их расстреляли и сбросили со второго этажа».

Воды давали по паре капель и только в первый день, как и доступ к ведру-туалету. Немного поспать Зауру удалось только на третий день захвата. Проснулся он от первого взрыва. «Всё в осколках, дети обожжённые, руки оторванные валяются, кто-то уже умер. Потом оказалось, что только из моего класса семь человек погибли. Сам я не видел и не понял, что задет. Секунд через 20 я упал в обморок и очнулся уже в больнице. Не знаю, кто меня спас, но хочу сказать спасибо этому человеку», — говорит он.

Как выяснилось позже, школьнику в сердце попал осколок бомбы. С ним мальчик проходил неделю. «Боли не было, крови под марлей на груди — тоже. Но стоило пройти 20 метров, как я покрывался холодным потом, кружилась голова и я падал в обморок. А когда сняли марлю, то увидел в своей груди дыру — туда, наверное, легко можно было засунуть палец и достать до сердца», — вспоминает Заур Козырев. Осетинские врачи затруднялись с диагнозом, поэтому мальчика отправили в Москву.

Мальчика шесть с половиной часов оперировали в Центре сердечно-сосудистой хирургии им. Бакулева. «После операции я неделю учился ходить. Очень тяжёлые были перевязки, меня держали трое-четверо врачей. Сильно поддерживали близкие, врачи, другие пациенты, которые заходили ко мне в палату. А однажды пришёл Лео Бокерия. Я не знал, кто это, спросил: «Вы Бакулев?» Мне казалось логичным, раз центр назван в честь какого-то Бакулева, — улыбается молодой человек. — Лео Антонович протянул мне осколок, который, оказывается, был у меня внутри. Я хотел его на память забрать, но Бокерия не согласился, сказал, что поместит его в музее при центре. Спустя 12 лет я увидел этот осколок снова — когда уже был ординатором».

Заур вернулся в Осетию, окончил школу и медицинскую академию. До теракта он хотел стать полицейским, как отец, или военным лётчиком, но ранения и ожоги сделали такую карьеру невозможной.

Ординатуру Заур окончил в прошлом году, а сейчас молодой врач работает в больнице Брянской области. «Я получил специальность сосудистого хирурга и рентген-эндоваскулярного хирурга. Это очень перспективное направление, которое бурно развивается. Я благодарен людям, которые меня учили и учат. Пока мне надо набираться опыта, а что будет дальше — будет видно», — заключает он.

Ирина Гуриева

Ирина Гуриева

Мне было 7 лет, и в тот год я переходила во второй класс. 1 сентября мы – мама, я и мои старшие брат и сестра Борис и Вера – как всегда самые первые пришли в школу, потому что мама учитель истории, и она должна была подготовить класс. Мы разошлись по своим классам, а затем вышли на линейку, начали строиться, включилась музыка, как вдруг в какой-то момент всё выключилось и началась стрельба. Тогда никто ничего не понял – паника, все бегут, шум, грохот.

Через какое-то время всех согнали в спортзал. Там я нашла свою двоюродную сестру Аню и маму, потом через какое-то время нас нашли мои брат и сестра, и мы все вместе сидели.

Террористы не разрешали вставать, ходить в туалет. Только один раз мама нас выводила. Это происходило так: террористы поднимали взрослого человека и разрешали группе детей выйти в туалет с ним, человек 5–6. О чем говорили террористы, не помню, было шумно и они очень злились, что такой шум, постоянно били прикладами в пол или стреляли в воздух.

Помню, они заставляли взрослых поднимать руки за голову, говорили: «Сейчас мы поиграем в зайчиков – все руки за голову». Я маленькая была, не всё понимала, не всё осознавала, что происходит. Мы хотели выйти, конечно. Думали о том, что будет, когда всё закончится. В какой-то момент была надежда, что детей до шести лет отпустят. Учителя составляли списки – всех, кому шесть, переписали. А потом уже на второй день, ближе к вечеру, было уже всё равно, что будет и как будет, останемся мы живы или умрем.

Фото: noorimages.com

Когда произошел первый взрыв, я спала и проснулась от грохота, встала и увидела, что все лежат, а несколько человек выпрыгивают из окон – их выбило. Я обернулась, смотрю – и мама поднялась. И я маме говорю: «Я пойду туда, чтобы выйти из школы, там открыта дверь». Она говорит: «Да, конечно». Я дошла, но там не было возможности выйти и раздался еще один взрыв. Через какое-то время, смотрю, мама мне машет рукой: иди ко мне. Боевики приказали всех, кто остался жив после взрывов, загонять в столовую.

В столовую пришли я, мама и двоюродная сестра. Моя старшая сестра уже на тот момент была мертва, а брат был очень сильно ранен и не мог встать. В столовой стояли чаны, где размораживали замороженную курицу, и мы стали пить эту растаявшую воду. Также там валялись какие-то печенюшки, мы стали их есть.

Через какое-то время вновь началась стрельба. В столовой внутри на окнах были решетки, и одна из решеток как-то немножко отогнулась от стены или с креплений снялась, и наш физрук, покойный, взял эту решетку и снял с окна. Тогда мы увидели каску спецназовца снаружи и стали выпрыгивать из окна.

Нас развезли по больницам. Меня – во Владикавказ в детскую больницу, там я была одна и не знала, где все мои родные. Потом меня навестили дядя и тетя, принесли мне одежду, потому что с нас всё сняли, мы голые были. А 7 сентября ко мне пришла просто толпа наших родственников, человек 20, наверное. И зашла мама, вся в черном. Я спросила: «Где Боря?» Так как знала, что сестра умерла еще в школе, это видно было. Мама говорит: «Его нет». 6 сентября похоронили и сестру, и брата.

Сейчас у меня всё хорошо. Я учусь в Москве в МПГУ на дефектологическом факультете. Мама до сих пор работает в школе, создала музей, где есть разные залы, посвященные истории школы, теракту, погибшим спецназовцам. Люди помнят, приезжают, спасибо им.

Нет официального статуса

В России не существует официального статуса «жертва теракта», в медицинских документах у пострадавших в графе о причинах инвалидности написано «общее заболевание».

Как инвалид II группы Кудзиева получает пенсию 14 800 рублей в месяц. Необходимые ей пластические операции для инвалидов не проводят по квотам.

В большинстве случаев, по словам Ларисы, она сама оплачивала операции и реабилитацию, затем писала в Минздрав России, что она пострадала в бесланском теракте, предоставляла чеки и через несколько месяцев ей возмещали эти расходы. Иногда врачи проводили операции бесплатно, узнав, что Лариса была одной из тех, кого боевики на три дня загнали в спортивный зал бесланской школы.

Она готова снова и снова рассказывать о трёх днях, проведённых без воды и еды в спортзале, о болезненном и долгом лечении, чтобы общество поняло, почему важен этот статус.

Сын Ларисы Заурбек скончался от сердечного приступа спустя шесть с половиной лет после теракта. До 1 сентября 2004 года мальчик был полностью здоров и не имел проблем с сердцем. Дочь Мадина, в отличие от мамы, не говорит о тех страшных днях.

«Дочка как-то отгородилась от этих воспоминаний: не хочет обсуждать или вспоминать. Ей так легче переносить этот кошмар», — говорит Лариса.

Примечания

Памятники жертвам теракта в Беслане на Викискладе

Вячеслав Маляров в ходе штурма спас женщину, закрыв её своим телом.
Олег Лоськов погиб во время продвижения боевой группы по второму этажу.
Во время штурма Андрей Туркин накрыл собой гранату, чтобы спасти заложников от осколков.
Во время штурма Дмитрий Разумовский указывал на огневые точки террористов

Получил смертельное ранение, отвлекая на себя внимание снайпера боевиков.
Командир одной из боевых групп Олег Ильин одним из первых проник в здание. Продолжал в бой с террористами, невзирая на многочисленные ранения

Перед смертью успел уничтожить двух боевиков.
Денис Пудовкин спас раненую заложницу, закрыв её своим телом.
Михаил Кузнецов эвакуировал из школы более 20 раненых заложников. Прикрывая боевую группу, получил смертельное ранение.
Роман Катасонов получил смертельное ранение, вступив в бой с пулемётным расчётом боевиков.
Валерий Замараев в составе группы спасателей МЧС подъехал к зданию школы для того, чтобы забрать трупы мужчин, расстрелянных 1 сентября. В этот момент произошли взрывы в спортзале, после которых террористы открыли огонь по спасателям. В ходе обстрела Замараев был тяжело ранен неразорвавшейся гранатой от подствольного гранатомёта и впоследствии скончался от потери крови.
Дмитрий Кормилин в составе группы спасателей МЧС подъехал к зданию школы для того, чтобы забрать трупы мужчин, расстрелянных 1 сентября. В этот момент произошли взрывы в спортзале, и террорист, контролировавший действия спасателей, расстрелял Кормилина практически в упор.

Отношение к терроризму на государственном уровне

Государственным законом был учрежден День солидарности в борьбе с терроризмом, который с 2005 года отмечают 3 сентября.

В этот день вся Россия вспоминает трагическое и ужасное событие, развернувшееся в среднеобразовательной бесланской школе и унесшее жизни более 300 человек. Захват в заложники детей осудила вся мировая общественность. В память о трагедии по всему миру были установлены памятники, а в школе Беслана (в настоящее время мемориальный комплекс) каждый год зажигают свечи, которые горят ровно 51 час 50 минут — именно такое количество времени террористы удерживали заложников. Зажигают свечи 1 сентября в 09:15 и горят они до 3 сентября 13:05 (время когда прогремели взрывы и начался штурм школы).

Второй день

Захват школы (Беслан) длился почти трое суток. Второй день ознаменовался попытками оперативного штаба договориться с террористами. Им были предложены крупные суммы денег и обеспечение безопасного отступления. Однако боевики от всего отказались.

В этот день были совершены попытки связаться с президентом Ичкерии Асланом Масхадовым, но просьбы о содействии в освобождении заложников так до него и не дошли либо были проигнорированы.

Единственным человеком, которому удалось поговорить с террористами лицом к лицу, стал Руслан Аушев, экс-президент Ингушетии. Он уговорил боевиков дать людям воды, а также отпустить женщин с грудными детьми. Благодаря ему двадцать четыре человека получили свободу в тот день.

После его ухода террористы заметно ожесточились. Выжившие заложники вспоминали, что поведение боевиков было очень странным. Они как будто ждали руководства к действию, а оно не поступало. Они нервничали и могли выстрелить уже безо всякой причины. Также террористы перестали выпускать людей в туалет и больше не приносили ведер с водой.

«Рубцы не проходят быстро»

Уроженец Северной Осетии, эстетический хирург Владислав Хабицов жил и работал в Москве, когда в Беслане произошёл теракт. В сентябре 2004 года он прибыл в город, чтобы помогать лечить раненых. 

Сейчас доктор живёт во Владикавказе и продолжает бесплатно принимать жертв теракта. Некоторые из них до сих пор залечивают огромные рубцы на коже — в этом им помогает Хабицов.

«Они могут болеть от одного прикосновения одежды к ним. Например, у меня была девочка с рубцом на ноге, из-за которого она не могла носить обувь, — рассказывает RT врач. — Не лечить их нельзя — рубцы вызывают нарушения функций конечностей. Эстетически это тоже неприятная вещь: они уродуют и вызывают психологические травмы, человек начинает комплексовать, боится надеть открытую одежду или выйти на улицу. Самое главное в случае с рубцами — настроить людей на длительное лечение, быстро они не проходят».

Хабицов также отмечает, что пострадавших мучают и душевные травмы. По его словам, посттравматическое стрессовое расстройство получили все, кто были в той школе.

• Владислав Хабицов со своей пациенткой Алей Фадеевой (справа). Врач вспоминает, что первые месяцы после трагедии девочка не говорила

«Поверьте: не только среди бывших заложников, но и среди их родственников и близких здоровых людей нет. ПТСР действует как мина замедленного действия — невозможно предсказать, как и когда пережитый стресс даст о себе знать. Мозг блокирует информацию о том, что произошло в те страшные дни, но однажды она себя проявляет. Тогда человеку нужна помощь психологов, психотерапевтов, эндокринологов и других специалистов, — поясняет Хабицов. — В том году я сказал своему бывшему пациенту, парню, который в том теракте был страшно изувечен: «Я бы очень хотел, чтобы ты забыл меня». Я считал, что один мой вид тут же будит в нём воспоминания о страшных травмах. Он мне ответил: «Пожалуйста, не говорите так».  

Сам Хабицов в апреле 2005 года перенёс инфаркт, но через две недели снова начал приём пациентов. В дальнейшем врач обращался за помощью и к психиатрам.

«Мне было легче обратиться за психологической и психиатрической помощью, чем пострадавшим в теракте. Я, как врач, не комплексую, если чувствую, что моя нервная система не выдерживает. Для простых же людей даже посещение психотерапевта — уже травма», — говорит он.

Хабицов говорит, что бесланская трагедия кардинально изменила его взгляды на жизнь.

«Я научился радоваться мелочам, благодарить, избавился от ненасытности. Поверьте мне: из Беслана мы вышли людьми, не расчеловечились и не озлобились, а это самое главное, — поясняет он. — Что касается меня, то мне выпала великая честь быть какое-то время нужным моему народу, только очень жаль, что при таких ужасных обстоятельствах».

Штурм

Штурм Беслана был неизбежен. Отрядов было три. Они заходили с разных сторон школы. Осложняло выполнение задачи то, что террористы вели по бойцам огонь, при этом прикрываясь заложниками как щитом. Местные жители, которые сформировали свой отряд ополчения, вели неприцельный огонь, и могли случайно зацепить кого-то из военных.

В районе трех часов пополудни «Альфа» прибыла в Беслан. Спецназ оказался в здании школы в начале четвертого. Самые ожесточенные бои проходили на втором этаже, куда забрались террористы. Они прятались в классных комнатах, прикрываясь детьми.

Чтобы спасти заложников, многие офицеры пожертвовали своими жизнями. Так, майор Катасонов, спасая детей, прикрыл их от пулеметной очереди.

Боевики разделились на несколько групп. Самая маленькая осталась в здании школы, чтобы прикрыть отступление остальных. Зачистка города от террористов продолжалась до полуночи. Тогда был убит последний боевик.

Захват школы Беслана стал самым дерзким и жестоким террористическим актом в России.

Религия и культура

Бо́льшая часть населения придерживается православной веры (имеется три церкви и две часовни). Кроме них, на территории действует организация пятидесятников и мечеть.

Еженедельно выходит газета «Жизнь Правобережья» — официальный орга́н. В ней описываются все последние новости Беслана и республики в целом.

Следует отметить, что обстановка в Беслане (да и во всей Осетии) практически всегда напряжённая ввиду близости к Чечне, впрочем, не мешает городу активно развиваться и жить спокойной жизнью. Остаётся надеяться, что с течением времени жизнь на юге страны полностью наладится.

География и общие характеристики

Столицей Северной Осетии (Алании) является город Владикавказ. Примечательно, что соседи – Ставропольский край (север), Чечня, Ингушетия (восток), Грузия (южная сторона) и Южная Осетия (частично признана). Находится в пределах Северного склона Кавказа.

Со стороны Грузии протекает река Терек, по правую сторону, какой и раскинулся город Беслан, он же – административный центр Правобережного района Северной Осетии (Алании).

Правобережье занимает восточную часть Осетинской наклонной равнины. Соседи – Ингушетия (восток), Пригородный район республики (юго-восток), Ардонский район (юг и юго-запад), Кировский район (юго-запад), Моздокский район (север).

Объединяет 11 муниципальных образований (сельских поселений), во главе которых стоит г. Беслан. В 14 километрах от него располагается Владикавказ, а в 18 – Назрань.

Беслан играет важную роль, являясь частью такого транспортного узла, как Ростов-на-Дону-Баку. А также – точка, где начинается железнодорожная ветка, ведущая к Владикавказу. По количеству населения Беслан занимает третье место в республике, уступая Владикавказу и Моздоку.

Зарина Дзампаева

Зарина Дзампаева

Мне было 8 лет. В этой школе работала учителем осетинского языка и литературы моя мама, а сестра переходила во второй класс. Когда начали стрелять во время линейки, я подумала, что это фейерверк.

Конечно, я видела каких-то людей в черной одежде, но никто ничего не предпринимал, и мне казалось, что всё так и должно быть. Даже когда нас начали загонять в спортзал, я специально шла позади всех, чтобы посмотреть, что же происходит.

В спортзале сначала я сидела со своим классом, а потом мама нашла меня и сестру. На террористов я не смотрела, может быть, мама меня как-то отгораживала, отвлекала от них. Но один из них, который стоял рядом, был со шрамом. Он был лучше остальных, если можно так выразиться. Мама говорила, что он был добрее, чем остальные. Всё же мы с сестрой были детьми, мало что понимали. Хотя я видела, что они стоят с автоматами, но не думала, что случится что-то ужасное.

Мама пыталась какую-то записку выкинуть в окно, чтобы дедушка за нас помолился, но, кажется, ничего не получилось. Было тяжело, я говорила, что хочу пить. Мама обещала: «Вот выйдем отсюда, покушаем, попьем, и всё у нас будет хорошо». Мама потом погибла.

Помню, как мужчину застрелили на глазах у его детей. Я этого сама не видела, мне мама сказала, и всем было его очень жалко. Его тащили двое террористов просто через зал, на глазах детей и всего спортзала.

Постепенно страх, возмущение, усталость усиливались. Как начался штурм, я не помню, может быть, я спала. Я просто очнулась – всё горит, кто бежит, кто лежит. Моя сестра лежала рядом со мной, мамы вообще не было видно. Я старалась сестру разбудить, думала, она спит, а она никак не реагировала. Сейчас у моей сестры шрам на лице от осколочного ранения.

Потом одна из наших учительниц помогла мне сбежать. Я хотела свою сестру тоже вытащить, но она даже не открывала глаза, я не знала, что с ней делать, и мне сказали, что ее заберут. Тогда я выбежала с той учительницей, а за Маришкой, моей сестрой, зашел парень и вынес оттуда. Я оказалась в каком-то месте, где была вода, и не хотела оттуда уходить – мы пили, пили, пили. Но потом нас уговорили бежать дальше, потому что это была зона обстрела.

Когда всё закончилось, с нами очень много работали психологи, отвлекали, возили в поездки – всё было направлено на то, чтобы мы всё поскорее забыли. Мы жили с папой, потом папа женился, у меня подрастает двое сестер. Я окончила школу с серебряной медалью, поступила в Санкт-Петербургский экономический университет и сейчас учусь на финансово-экономическом факультете. Я только сейчас начинаю осознавать, что это было, а тогда нам, детям, казалось, что всё понарошку. Если бы подобное произошло со мной сейчас, и морально, и физически это был бы страшный удар.

Анна Кадалаева

Анна Кадалаева

Мне было десять лет, и я переходила в четвертый класс. Мы пришли на линейку с мамой и сестрой. Сначала всё шло как обычно. А потом начались какие-то выстрелы. И, честно сказать, первое, что я подумала, что это шарики лопаются.

Потом уже, когда люди начали бежать, мы испугались и побежали в сторону спортзала. Мы с сестрой искали маму, давка была ужасная. Сестре тогда было семь лет, она вообще малюсенькая была, ей плохо стало из-за того, что воздуха не хватало.

Чтобы как-то растолкать толпу, мне пришлось встать к стене лицом, опереться руками о стену и так стоять, чтобы сестре хоть немного воздуха было. Потом нас всех согнали в спортзал, и мама нас нашла.

Я помню одного террориста с длинной бородой, у него рука перебинтована была, наверное, ранили. Он говорил: «Держите руки “зайчиком”». То есть за голову. Еще они говорили, что во всём виновато наше правительство.

Нам не давали есть, пить, но в первый день еще можно было выходить в туалет по очереди. Вообще дети держались молодцом, взрослые паниковали больше. На третий день у меня от обезвоживания начались галлюцинации, мне казалось, что на кого-то что-то рассыпали, вода откуда-то лилась, кто-то мне пытается таблетку дать… ужасы мерещились. И чтобы меня в чувство привести, мама меня просто била по щекам. У меня отнимались ноги, я не могла встать.

На момент взрыва мы сидели в середине зала, примерно там, где сейчас крест стоит. Я спала, и мне выбило осколками левый глаз, а несколько осколков осталось в голове. Один до сих пор там. После первого взрыва началась стрельба, я как-то очутилась ближе к окну и легла на тех, кто был рядом, притворилась мертвой, чтобы меня не задело. Когда прекратилась стрельба, я вылезла через окно. Моя сестра, как она мне рассказывала, тоже вылезла из окна и сломала ногу. Она была очень маленькая, а там подоконники высокие.

Фото: noorimages.com

А я добежала почти до выхода, и какой-то мужчина взял меня на руки и завернул в куртку. Потом мне сказали, что у него там вся семья осталась. Я его даже не видела с тех пор, не знаю, кто этот человек, но спасибо ему. Потом меня посадили в какой-то гараж, и одна женщина, завхоз, меня успокаивала, но в какой-то момент я увидела себя со стороны, и, как мне потом врачи сказали, у меня сердце останавливалось. Потом больница, реанимация. Благодаря еврейской общине я оказалась на лечении сначала в Москве, потом в Америке. Вместо левого глаза мне вставили коралловый имплантат, а осколок оставили, слишком опасно убирать.

Мама погибла. Мне рассказывали, что на нее что-то упало, и она уже не смогла пошевелиться. Версий было много, но потом, когда я нашла результат экспертизы, я поняла, что она просто сгорела в школе. Сегодня я мама двоих детей. А дочку назвала в честь мамы – Ирина.

Чего боевики пытались добиться?

День первый — 1 сентября

Изначально никаких требований они не выдвигали. В первый день заключения заложникам разрешалось ходить в туалет и пить воду из мусорных ведер, но на всех ее не хватало. После полудня захватчики передали записку, где пояснили, что в случае штурма взорвут здание школы. Чуть позже они отпустили заложника, который передал письменное послание, гласившее: «Ждите». Во второй половине дня случилось непредвиденное — подорвалась террористка с поясом шахидов. В результате этого боевики расстреляли 20 человек. Боясь бунта, они избавились от всех мужчин, устроив массовый расстрел на втором этаже, и скинув трупы из окон во внутренний двор.

Фото: www.rbc.ru

Первым условием головорезов стал вызов на переговоры представителей власти: главы Ингушетии Мурата Зязикова, президента Северной Осетии Александра Дзасохова, а также экс-секретаря Совбеза России Владимира Рушайло. По другой информации, третьим лицом, которого желали видеть боевики в стенах школы, являлся директор НИИ медицины катастроф доктор Леонид Рошаль, который прибыл на место происшествия.

День второй — 2 сентября

Во второй день осени того года террористы позволили бывшему главе Ингушетии Руслану Аушеву войти в здание. Он договорился с головорезами, чтобы те отпустили 26 человек — женщин с малолетними детьми. Боевики в переговорах с экс-президентом выдвинули следующие требования: освободить террористов, принимавших участие в нападении на Назрань ночью 22 июня, а также вывести федеральные войска с территории Чечни. Согласно многим источникам, последним условием стало предоставление Чечне независимости, но эта информация официально не подтверждалась.

На тот момент прошли уже сутки с момента захвата. Заложники ослабли и пережитый стресс сказывался на общем состоянии. После общения с Аушевым головорезы озлобились. Перестали давать воду и запрещали спать. Прямо в зале спортзала отодрали от пола доски, организовав таким образом яму для экскрементов. Ей позволяли пользоваться по своему усмотрению.

Фото: www.rbc.ru«Призывали к соблюдению дисциплины они нас словами: «Руки зайчиком!». В таком положении руки очень затекали», — рассказывала бывшая заложница, на тот момент ученица девятого класса Агунда Ватаева.

Для утоления жажды захваченные террористами люди были вынуждены пить собственную мочу. Многие не выдерживали и падали в обморок. Среди них находились диабетики, что осложняло ситуацию.

Все три дня боевики отказывались от замены детей на взрослых и денежного вознаграждения за освобождение заложников, а также от передачи людям необходимых лекарств, воды и продуктов.

Фото: www.rbc.ru

День третий — развязка

По словам Агунды Ватаевой, которая потеряла маму при таких страшных обстоятельствах, на третий день все заложники хотели, чтобы ситуация разрешилась

И было уже не важно каким образом. Главное, чтобы все кончилось

Люди хотели спать и валились от усталости и стресса, а боевики угрожали, что будут расстреливать тех, кто потерял сознание.

Около часа дня к зданию школы подъехала машина с четырьмя спасателями, которые, согласно договоренности с террористами, должны были увести трупы с территории двора. В это момент в школьном спортивном зале случилось два мощных взрыва, из-за которых стены здания частично разрушились и заложники кинулись наружу. Матери выбрасывали своих детей из разбитых окон. Завидев выбегающих школьников, специалисты всех подразделений и местные жители-ополченцы, дежурившие возле школьной территории с первого дня захвата, двинулись в наступление. Боевики, оценив обстановку, начали беспорядочную стрельбу. Стреляли в спины убегающих заложников и начали отходить, прикрываясь попавшими под руку детьми. Бандиты переместились вместе с оставшимися заложниками в актовый зал и столовую, из которой продолжили отстреливать сбежавших заложников. Тех, кто не мог передвигаться самостоятельно, головорезы добивали с помощью автоматов. В руках боевиков оставались около двухсот человек.

Фото: www.rbc.ru

Итоги трагедии в Беслане

Говоря о Беслане, даже люди, не принимавшие никакого участия в событии, испытывают ужас от произошедшего. Жертвами теракта стали 333 человека, из которых 186 — дети от одного года до 17 лет. Та роковая линейка перевернула жизнь не только заложников, но и их близких, а также всех участников рокового события. Многие потеряли родных, некоторые дети стали сиротами.

Фото: www.rbc.ru

По делу о нападении террористов на школу в Беслане потерпевшими признали 1315 человек.

Согласно данным Генпрокуратуры, в бандитской группировке, напавшей на школу, было 32 человека, в числе которых было две смертницы, подорвавшихся до спасательной операции. Во время штурма спецназовцам удалось задержать одного из преступников — Нурпаши Кулаева, остальные были ликвидированы. Судебные разбирательства в отношении боевика начались в мае 2005 года. Куваев обвинялся в бандитизме, терроризме, убийстве, посягательстве на жизнь сотрудника правоохранительных органов, захвате заложников, незаконном хранении, ношении, приобретении оружия, боеприпасов и взрывчатых веществ. Через год Верховный суд Северной Осетии признал террориста виновным по всем статьям предъявленных ему обвинений и приговорил к пожизненному заключению.

Теракт в Беслане называют самым бесчеловечным преступлением, совершенным на территории современной России.

Фото: www.rbc.ru

Теперь 3 сентября – памятная дата в российском календаре. В этот день россияне вспоминают жертв террористической атаки на Беслан и склоняют головы в память о всех жертвах террористической агрессии, с которой когда-либо сталкивался наш народ. День солидарности в борьбе с терроризмом появился в календаре памятных и скорбных дат РФ на основании федерального закона от 21 июля 2005 года.

Начиная с 2005 года, в Северной Осетии каждый год с первого по третье сентября включительно проходят траурные мероприятия, которые посвящены памяти погибших при теракте в бесланской школе. В эти несколько дней люди покрывают цветами мемориальный комплекс, открытый на месте разрушенного здания, и кладбище «Город ангелов», где захоронена основная часть погибших заложников. Там же в 2005 году открыли памятник «Древо скорби», а через год воздвигли мемориал бойцам спецназа и спасателям МЧС, которые погибли в процессе освобождения заложников. В Беслане из-за траура начало учебного года сдвигается на четвертое сентября.